О Ване Смирнове писать легко и трудно. Легко, потому что ощущение от его игры и личности – летяще-свободное, детски-счастливое и цельное. Трудно, потому что все-таки очевидно непросто писать о гении. В наше время бурных «звездопадов» сказать о ком-то – «гений» – ответственно. Я беру на себя эту ответственность.
Итак, Иван Смирнов – гениальный музыкант. Но его гений – не западно-оценочный, выраженный в миллионных тиражах пластинок или одобрительных эпитетах авторитетных музыкальных критиков. Сила и мощь Ивана Смирнова – в абсолютной русскости, глубже – подлинной православности его творчества, невидимо пронизывающей поразительную по глубине и красоте музыкальную мысль.
Эта позиция, впрочем, отнюдь не выпячена наружу, как у многих сегодняшних «православных» исполнителей, она естественно разлита в той подлинной глубине отношения к миру, что делает жизнь и творчество неразрывным целым, полноводной рекой, стремящейся к конечной цели – абсолютной полноте океана Истины, имя которой – Бог или Любовь.
Тайна русского гения – в его изначальной соборности. Соборность как сочетание собственного голоса с голосами других в даре свободе и ответственности. Кажется, когда играет Иван Смирнов, за ним невидимо стоят его предки, словно та огромная духовная энергия, собранная в течение веков родом Смирновых, нашла в 21 веке музыкальный выход в личности и музыке Ивана Смирнова.
Соборность музыки Ивана Смирнова резко отличает его от идеала западного музыканта, впитавшего с молоком матери просветительский культ ярого индивидуализма. Сам Ваня объясняет проще: «Я люблю, когда все протягивают друг другу руки». И живые, и мертвые. Православная радость единого пасхального пространства – «У Бога все живы». Чтобы понять истоки уникальности места Смирнова в пространстве современной музыки, к ним и обратимся…
Музыкант, гитарист и композитор Иван Смирнов – представитель древнего и известного русского рода Смирновых. Вопреки утвердившемуся общественному клише, демонстрирующему обидное историческое невежество нового поколения, связывающего фамилию Смирнов исключительно с понятием «Russian Vodka», род Смирновых в русской истории прежде всего славен своей традиционной принадлежностью к духовному сословию.
Большинство мужских представителей рода Смирновых в прошлом выбирали духовную стезю. Прадед Ивана Смирнова, отец Василий, служил в одной из церквей, ближайших к Кремлю, в годы репрессий был схвачен борцами за чистоту советского строя и расстрелян в числе тысяч священников и благочестивых мирян на полигоне Бутово. Несколько лет назад отец Василий был причислен вместе с другими пострадавшими за веру пастырями к лику новомучеников Российских. Таким образом, в роде Смирновых обнаруживается святой не такого уж отдаленного от нас времени. Этот эпизод семейной истории, как и вообще историю рода Смирновых, разведал старший брат Ивана, о. Димитрий Смирнов. Духовная традиция рода нашла продолжение в старшем из трех братьев (средний брат Ивана и о. Димитрия стал ученым).
Отец Димитрий Смирнов ныне – известнейший священник, духовник Вооруженных сил России. Именно он, кстати, подарил Ивану первую профессионально оснащенную гитару. Он же и освятил ее по просьбе брата.
Очень многие молодые священники в наши дни пытаются «наставить» приходящих в храм людей искусства – «Ты не играй на гитаре, а приходи к нам на клирос петь, ты не рисуй картины, а поступай в иконописную мастерскую». Такой совет получил однажды и Иван.
«Но настоящий опытный священник так никогда не скажет – это ошибка по неопытности. Гораздо хуже, когда человек носит крест и исполняет что-то якобы православное, но это настолько бедно по мысли, что хочется сказать – это ты лучше не пой, не исполняй, найди себе дело, в котором будешь мастером. Когда у моего брата спрашивают, как же так получилось, что вот ты священник, а брат на гитаре играет, он всегда говорит – «да, он играет на гитаре, но КАК! И потом, он своей игрой кормит всю семью. Одному – сапоги, другому – пироги».
А семья у Вани, между прочим, немаленькая – восемь детей. Тоже традиции рода? «Нормальная семья. Это теперь, в наше время почему-то сложилось мнение, что семья должна состоять из двух, максимум трех детей. Дети – это смысл семьи. Зачем иначе ее заводить? Мы бы с Верой и теперь еще родили бы маленького, если бы могли. Это такая радость и стимул в жизни. Для меня же дети еще стали и спасением в творческой жизни, я много об этом думал. Они – моя творческая провокация. Я очень благодарен Вере, что она согласилась на такую жизнь».
С хрупкой красавицей Верой (глядя на нее, просто не верится, что она – мама семерых детей, старший Миша – сын Вани от первого брака) Ваня познакомился в Крыму, Коктебеле, легендарном поселке, открытом для русской интеллигенции в начале 20 века поэтом и художником Максимилианом Волошиным.
«Ходили в горы, купались в бухточках, смотрели на звезды, мне было 20, Вере – 19. Молодость, романтика… Вера долго думала, прежде чем согласиться стать женой музыканта – я ее понимаю».
Вере действительно было чему сомневаться. Жизнь музыканта ни в какие времена нельзя было назвать безоблачной.
Отец Вани, будучи ученым, физиком-ядерщиком, в свободное время писал музыку, общался в музыкальных кругах, дружил с Борисом Чаковским. После его смерти остались ноты, которые Ваня одно время пытался издать. Пока не получилось. Мама была для всех трех братьев главным советчиком и другом. Особенно для младшего, Ванечки. Когда в 11 лет Ваня в летнем пионерском лагере в первый раз услышал, как поет гитара в руках старшего по отряду и был совершенно ошеломлен, первое слезное письмо полетело к маме – «Купи гитару!»
Когда Ваня возвратился из лагеря, новенькая гитара уже поджидала его дома – мама знала, какие из просьб сына действительно оказываются жизненно важными. Учеба в музыкальной школе по классу фортепиано была тут же заброшена, несмотря на то, что учителем Вани был знаменитый композитор Владимир Дашкевич. Но каждый в жизни должен найти свой путь, и счастье, когда принять правильное решение удается еще в юности. Ване это удалось. С той первой советской гитары, его дорога обрела смысл. Неважно, что дальше были повороты, резкие виражи, цель оставалась неизменной.
Иван однажды захотел выразить себя и мир вокруг через этот женственный инструмент, требовавший настоящей мужской отдачи. И еще – полного погружения в тайну шести струн, способных стать медиатором между пальцами музыканта и бесконечным океаном стихии мировой музыки.
«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» – этот забавный пушкинский афоризм в наше время, увы, становится печальной реальностью. Но в случае с Иваном Смирновым он обрел неожиданно новый смысл.
Ивану Смирнову – парадокс? – так и не удалось закончить ни музыкальной школы, ни училища. «Просто скучно стало. Не хотелось загонять себя в «квадрат» академической школы». На вопрос, может, именно в этой «недоученности» и состоит секрет его самобытности, отвечает с раздумьем: «Это правило не обязательное, не для всех. Кому-то нужно и поучиться. Важно, чтобы был учитель, который мог бы объяснить именно тебе, что такое музыка, какие существуют обертона, какие стили. Я думаю, что музыканту надо всегда пробовать разное. Пока не поймешь, что есть твое. Мне пришлось до всего доходить самому».
Зато теперь для многих молодых музыкантов Ваня сам является учителем, и учителем непревзойденным. Один из лучших молодых крымских музыкантов, феодосийский гитарист Ярослав Федиенко, играя собственные композиции, признается, что они написаны под влиянием музыки и личности Смирнова. Самарские музыканты специально приезжают на его концерты, записывают их на диктофон и после «снимают» Ванины композиции, пытаясь постичь тайну его исполнительского гения.
«Они так говорят? Но это очень ответственно, это миссия – быть учителем. Я бы себя побоялся назвать таковым».
И все же это именно так. Когда играет Смирнов, кажется, лучше понимаешь, что такое музыка.
«Музыка – это абсолютно живое дело. Музыка – как волна. Я не смог бы быть музыкантом на Западе, там по контракту ты обязан записать две или три пластинки в год. А тут 10-15 лет мучаешься над чем-то, зато что-то получается. Когда мне говорят – «о, у тебя только две пластинки…», я отвечаю – «у тебя что, 10? Так пойди и все их выброси». Творчество – это тайна. И если ты живешь в полную силу, а кажется, что ничего не происходит, это не так – на самом деле, всегда что-то происходит. Музыка должна вызреть как вино. Но чтобы получилось хорошее вино, нужен, во-первых, хороший виноград, во-вторых, мастерство, в-третьих, терпение. Чем качественнее вино, тем менее оно боится времени. Старея, оно только улучшается. Для хорошего вина нужен качественный виноград – не прокисший, а живой. Все элементы музыкального стиля должны обладать живой энергией. Иногда бывает очень трудно найти то, что необходимо для создания твоего вина. Гитара помогает мне найти виноград. Но это – мой путь и мой опыт».
Путь Смирнова к обретению собственного пути – это поиск стилей и жанров, это непрестанная работа. С 1975 по 1979 – в московской фьюжн-группе «Второе дыхание», с 1979 по 1983 – в ансамбле экспериментальной электронной музыки «Бумеранг» под руководством Эдуарда Артемьева, с 1984 по 1990 год – в знаменитом джаз-роковом проекте Алексея Козлова «Арсенал». О легендарном «Арсенале» Смирнов и сегодня вспоминает благодарно: «Надо отдать должное Козлову – это было чуть ли не единственное место, где можно было учиться и чувствовать себя свободным. Мы играли в разных стилях, экспериментировали, джаз тогда был территорией свободы, сейчас, правда, я думаю, что американская музыка выдохлась». Несмотря на это, в момент распада «Арсенала» в начале 90-х Смирнов делал попытки его возрождения. Но все бывает вовремя – тогда неудавшаяся попытка стала стимулом к обретению пути сольного творчества, а «Арсенал», чуть позже возродившись, здравствует и поныне, восхищая уже слушателей XXI века сочетанием редкостного профессионализма, музыкальной свободы и неиссякаемой энергии его великого создателя Алексея Козлова.
Иван Смирнов с начала 90-х отправляется в неведомое, но уже ставшее совершенно неизбежным, сольное плавание. Время юнг и старпомов закончилось. Пришло время стать капитаном собственного корабля. И ему уже было на что и на кого опереться. В 1995 Иван Смирнов создает свой «Квартет», в который входят, помимо него, старший сын Михаил, к тому времени закончивший музыкальное училище при Московской консерватории по классу фортепиано, уникальный дудочник Сергей Клевенский и великолепный гитарист Дмитрий (Дуглас) Сафонов.
«Мы единомышленники. Мы близки по духу. Сейчас у Миши и Клепы (так ласково называют в группе Сергея Клевенского – прим. ред.) есть проект «Арт-Кейли». Может быть, это и не мое, но они ищут свой путь – пусть пройдут его. Дуглас сейчас увлекся фламенко – и это тоже часть его пути. Я никому стараюсь не мешать, но иду сам».
Когда видишь «Квартет» на сцене, становится ясно, что Иван имеет в виду. Четыре музыканта, четыре личности, столь разных и столь гармонично сочетающихся друг с другом. Они начинают играть, и с первых звуков слушатель должен оставить иллюзии и забыть то, что знал о них раньше – даже знакомые темы каждый раз захлестываются волнами рождаемых здесь и сейчас открытий. Вы имеете мужество отправиться в неизведанное музыкальное путешествие? Только тогда вихрь музыкальной энергии поможет открыть вам что-то нестерпимо новое в этом, никогда не повторяющемся дне вашей жизни.
Фламенко, азиатские мотивы, русское фольклорное раздолье, фьюжн и рок-стихии, джаз и world music в уникальной энергетическом от первой до последней ноты «смирновском» сплаве …
«Я не считаю мелодию единственной основой музыки. Есть многое другое, из чего она состоит. Я стал композитором вынужденно, потому что не вижу сейчас никого, кто бы нес что-то новое в музыку. Мне бы хотелось диалога, но, в сущности, я совершенно одинок». «А музыка Миши?» «Да, я ведь и исполняю и музыку Миши и музыку замечательного казахского композитора Ахмада Бакаева, но это и все».
Но этого «все» им, вероятно, совершенно достаточно. Музыкальная стихия «Квартета» многообразна и уникальна. Как и те, кто умеет в нее погружаться, увлекая за собой слушателей.
Четыре образа как четыре стороны света: спокойная мощь и гармония, поражающий этно-диапазон разнообразных дудок и дудочек Сергея Клевенского, прихотливая музыкальная мысль и неожиданная тонкость клавишных, аккордеона и перкуссии Михаила Смирнова, а в иной вещи – и яростная и утонченная одновременно энергия его барабанов; надежность аккомпанемента и детский азарт импровизаций гитары Дмитрия (Дугласа) Сафонова, и над всем – захлестывающая музыкальная стихия гитарного драйва Ивана Смирнова, то неистовая, то ласкающая волна, и конца-краю не видать ей…
Иногда они даже «ссорятся» – вот Иван оборвал пассаж, когда вступил Клевенский, резкое – «нет!», Клепа уходит, Иван начинает играть что-то новое, слушает и поддерживает его вулканические по энергетике и захватывающие по виртуозности всполохи Миша, вторит гитара Дугласа. И вот уже в новой музыке слышится печаль и извинение за резкость – и, о чудо, Клепа возвращается, и мало-помалу в музыку троих вплетается его дудочка, река вновь полноводна, и ее течение способны остановить только… «бабушки, которые хотят домой» – как полушутливо-полусерьезно объясняет Ваня. Иногда он обрывает невыносимо виртуозный пассаж, потому что понимает, что не успеет закончить мысль – «и это совершенно неважно!» – в этой фразе Вани вся соль его абсолютно живого, не боящегося незавершенной, текучей, как морская стихия, формы, искусства.
«Я не люблю в музыке того, что называют «шоуменством». Но я никого не сужу. Есть ремесло, и никто его не отрицает. Я дружу со многими музыкантами, везде есть интересные музыканты. Миша, например, однажды посоветовал мне присмотреться к Леониду Агутину, он его открыл для себя, я присмотрелся – в нем действительно есть что-то несомненно талантливое, живое. Энвер Измайлов (уникальный крымский гитарист, изобретатель труднейшего стиля «двуручный тэппинг», при котором звук извлекается быстрым прижатием двух струн и пальцы лежат на грифе гитары, как на фортепиано – прим. ред.) – настоящий музыкант, но он иногда в угоду публики прибавляет «шоуменстава», я бы на его месте больше играл аутентичные вещи».
Чем отличается музыка Смирнова от зараженной «шоуменством» музыки большинства современных музыкантов, тоже постепенно понимаешь на живом концерте «Квартета».
«Шоуменство» как искусственное многократное ретранслирование удачных музыкальных находок – вот здесь сыграть так, чтобы зрители заплакали, а здесь – чтобы рассмеялись. Искусство как «шоуменство» становится не равным жизни, но именно что «искусственной» рамкой, ценность которой пропорциональна масштабу таланта ее создателя.
Для Ивана Смирнова сцена – только форма. По сути, выйдя на сцену, он продолжает ЖИТЬ с гитарой, а те, кто собрался в этот вечер в зале, получают уникальную возможность ПРОЖИТЬ вместе с музыкантами эти два или три часа жизни. Жизнь и искусство становятся соразмерными друг другу, собственно, Ванин путь – это единичный случай воплощения в творчестве абсолютно христианского мирочувствования: «В тебе есть много Татьян – много ролей – ты и руководитель, и подчиненный, и друг, и жена, и мать, а ты из всех них должна собрать одну цельную Татьяну» (так доступно выражена эта идея в проповеди митрополита Антония Сурожского).
То, что делает Ваня и его единомышленники на сцене (полноправным участником группы следует считать также одного из лучших российских звукорежиссеров Владимира Воронцова) – это и есть уникальный творческий прорыв в пространство собирания «единой Татьяны». Кроме того, это еще и настоящее стихийное бедствие для слушателей.
Музыка Смирнова и музыкантов его «Квартета» – это не «искусство представления» раз найденного и когда-то отрепетированного, это каждый раз рискованное путешествие. Прожить два часа на сцене – для этого нужно мужество. Но Иван Смирнов не боится риска этого «публичного» проживания. Стоит хотя бы раз увидеть, как жадно и трепетно он вслушивается в те музыкальные волны, которые придут в эти два-три часа. Волна может быть мелкой, но мужество в том, чтобы не бояться этого мелководья, ведь когда однажды нахлынет большая волна (а это рано или поздно непременно случается!) – этот миг – абсолютен и незабываем ни для слушателей, ни для самих музыкантов.
Конечно, подобное мужество не безнаказанно. Войти в свободную музыкальную стихию позволено не всякому. Две минимально необходимые вещи в плавании – лодка и парус. Лодка – годами оттачиваемое мастерство, парус – взращиваемая годами пути к истине Личность. Непрофессионалу погружаться в непредсказуемую музыкальную стихию так же бессмысленно и опасно, как и шоумену. От соприкосновения с пустотой пустота и родится – и полчаса не выдержать на сцене борьбы с беспощадной музыкальной стихией тому, кто незаметно сточил корень личности в азарте огранки искусственных музыкальных поделок или же беспомощен в технике. Но даже и самая совершенная техника – всего только минимальное необходимое условие для входа в недра музыкальной вселенной. «Личность на донышке», обрамленная технической виртуозностью, так же малоинтересна, как и потенциально богатый внутренний мир молодого музыканта, неуверенно выражающий себя «в трех аккордах».
Кроме того, музыка Смирнова – это музыка в ее изначальной сути – искусство не пространственное, а временнОе. Она существует в полной своей силе «только здесь и сейчас». Как бы ни были хорошо и ярко сведены диски «Квартета», настоящую энергию и философию музыки Смирнова и его сотоварищи можно ощутить только вживую. Полная противоположность большинству современных музыкальных проектов, живущих только благодаря кропотливой работе звукорежиссеров, умеющих обряжать крохотную мысль в пышные аранжировки. Живое свидетельство «сейчасности» музыки Смирнова – люди, из года в год специально приезжающие на один день из разных городов России, чтобы попасть на редкий концерт «Квартета». И это еще одно напоминание о традиции тех времен, когда не существовало записывающих устройств, и люди съезжались из разных городов, чтобы услышать знаменитого музыканта или певца. Потому что другого раза могло просто не быть. И потому что каждый концерт был равен именно этому единственному, никогда не повторяющемуся дню твоей жизни.
Вышесказанное – то, что родилось тоже «здесь и сейчас», на концерте 3 ноября 2006 года в Центральном Доме Художника от соприкосновения с личностью и музыкой Ивана Смирнова…
Чем он живет сейчас? Не торопится жить, ждет своей волны, радуется успехам детей. Я долго думала, кого же он мне напоминает. С кем хочется сравнить его семью? Догадка пришла внезапно – с Бахами. Несколько поколений немецких Бахов-органистов и музыкантов подготовили рождение Иоганна Себастьяна. Неудивительно, и что сыновья Баха оставили заметный след в мировой музыке. Поколения священнослужителей, людей, живущих духом, парадоксально подготовили уникальную музыкальную основу таланта Ивана Смирнова. Трое из детей Вани уже посвятили себя музыке. И если Миша Смирнов уже заявил себя как тончайший музыкант и неординарный композитор, то у Вани Смирнова-младшего все еще впереди.
«Я, например, не решился сделать «Картинки с выставки» Мусоргского. «Картинки» – это высшее, что было создано в русской музыке, это как Пушкин, русский космос, а Ваня их уже полгода разбирает, хочет попробовать к ним приблизиться (Ваня Смирнов-младший недавно окончил музыкальный колледж по фортепиано, но, также как и отец, с головой ушел «в гитару»).
Конечно, Ивану Смирнову-младшему помогает Иван Смирнов-старший. Еще один замысел, увлекающий обоих Смирновых – интерпретация знаменитого «Аранхуэсского концерта» Хоакина Родриго.
«Я не могу понять, почему Пако де Лусия сыграл его нота в ноту (сейчас Ваня это учит). Ведь они даже встречались с Родриго, я видел, на одном из концертов, что же, они не могли поговорить? Просто, мне кажется, Родриго как композитор вложил что-то, он же не гитарист. И все играют так. Нет, так не надо играть. Надо понять это, взять тему и играть ... свободно. Надо расшифровывать, интерпретировать. Странно, что Пако этого не понял. «Аранхуэс» нельзя играть как классическое произведение. Оно классическое, конечно… Я бы играл не так».
Если он так говорит, значит, рано или поздно мы услышим новый РУССКИЙ «Аранхуэсский концерт», вернее, Аранхуэс Ивана Смирнова. Может быть, нужно будет подождать год. Может быть, десять лет. Впрочем, это совершенно неважно.
