Леонид Тышко проработал бас–гитаристом мулявинских «Песняров» 12 лет: с 1969 по 1981 год, написав когда–то заявление об уходе по собственному желанию. Сегодня он, крестьянский сын из–под Бреста Лявон Тышко, живет в Израиле, но не забывает о Беларуси. Кстати, название «Песняры» придумал Тышко — до этого они звались «Лявонами» — тоже в честь бас–гитариста из первого состава. Недавно по приглашению Владислава Мисевича Тышко выступил с «Белорусскими Песнярами» во Дворце Республики, принял участие в юбилейном концерте на фестивале «Золотой шлягер» в Могилеве. Его воспоминания о прошлом глубоко личностны, но в отличие от многих Тышко не живет прошлым. И не боится называть вещи своими именами, слегка иронизируя над собой, над коллегами, над мифами, которые, как пчелиный улей, до сих пор роятся вокруг «Песняров».
— Сейчас мы с женой занимаемся тем, что пытаемся получить пенсию в Беларуси. А получить ее можно, только получив, в свою очередь, вид на жительство. А вид на жительство — только после того, как где–то пропишешься. Все это из–за того, что когда мы уезжали в 1991 году в Израиль, у нас забрали белорусское гражданство... Встречают везде недружелюбно — как предателей Родины. Одна чиновница даже спросила: «Наверное, вам там несладко в Израиле, коль вы у нас пенсию просите?» Я ответил: «Во–первых, я пенсию не прошу, я ее заработал, а во–вторых, нам там сладко». Короче, я решил, что не очень–то хочется всем этим заниматься...
— Зато публика на недавнем концерте во Дворце Республики принимала вас превосходно. Вы легко согласились участвовать в этом проекте?
— Мне позвонил Влад и сказал, что у них намечен концерт. Я честно сказал: «Влад, единственное, что меня может сдержать, это билеты». «Не проблема, билеты мы вышлем», — ответил Мисевич. Что и сделал.
— Вы следили за тем, что происходило с «Песнярами» в эти годы?
— Конечно.
— Такое впечатление, что вы остались над схваткой...
— Во–первых, я уехал раньше раскола коллектива, поэтому автоматически уже был над схваткой. После «Песняров» 8 лет работал в ресторане... Но еще раньше начинало бродить что–то такое... Я ушел из ансамбля в 1981 году.
— По принципиальным мотивам?
— Да, по смешным принципиальным мотивам. У нас была большая поездка по Латинской Америке. И в какой–то стране, кажется, в Мексике, нас застал Новый год. «Песняров» пригласили в советское посольство принять участие в новогоднем празднике. Мы, естественно, согласились, пришли. Были какие–то небольшие речи, но все проходило довольно мило. Потом подошел организатор и предупредил, что сейчас будут танцы. Мулявин спросил его: «А кто будет играть?» — «Никто, будут звучать пластинки». — «Наши ребята с удовольствием поиграют!» (Хотя мы не хотели.) «Но вы же пришли сюда отдыхать!» — возразили организаторы. Однако Мулявин настоял, и мы взяли инструменты. Вышли на сцену... А после какой–то из композиций ко мне подошел Игорь Паливода и сказал: «Леня, я все равно играю бас на клавишах левой рукой, мы дублируем друг друга и мешаем». Тогда я пошел и сел на диванчик, и они еще отыграли 5 — 6 песен.
А по приезде Мулявин вызвал меня, достал листок белой бумаги и сказал: «Ты должен написать объяснительную по поводу срыва работы в посольстве». «Володя, это шутка?» — удивился я. «Нет, все серьезно». «Ну, если серьезно, тогда я лучше напишу заявление об увольнении...» Не знаю, что толкнуло его на этот шаг. Вероятно, испытывал какое–то давление.
— И после профессиональной сцены, трехмесячных гастролей в Мексике вы оказались в ресторане...
— Да, я пришел в ресторан гостиницы «Юбилейная», потому что там работал мой брат и очень хорошо, кстати, себя там чувствовал. К нам приходили в основном иностранные студенты из арабских стран. Приносили импортные сигареты. Неплохие ребята, хотя сейчас они для меня враги, как и для всего Израиля... В один из вечеров нам сказали, что в банкетном зале отдыхают Игорь Лученок и Владимир Мулявин. А мы в тот вечер работали. И когда я вышел покурить в перерыве, в холле встретил Светлану Пенкину. «Леня, как дела?» — спросила она. «Прекрасно», — ответил я. «Я могу сделать так, что ты вернешься в ансамбль, если хочешь», — предложила Светлана. «Я не вернусь», — сказал я. После этого захотел зайти поздороваться, открыл дверь банкетного зала, все обратили на меня внимание, но жена Игоря Лученка вдруг сказала: «Что же это такое! Не дают посидеть спокойно, наверное, не знают, кто здесь отдыхает». Я молча закрыл дверь и ушел... Мой «ресторанный» период закончился в перестроечное время. Ситуация стала невыносимая, стали приходить «синие»...
— Кто?
— «Братва». Тогда в Минске их называли «синие» из–за наколок по всему телу. Здорово мешали работать! Мне приходилось даже два раза драться на сцене... Однажды мне все это надоело, и я уволился из ресторана еще до решения об отъезде.
— С Мулявиным больше не виделись?
— Я уже жил в Хайфе, когда мне вдруг позвонили и сказали, что прибывает теплоход, на котором будет Мулявин. Я тогда работал на почте рядом с портом. Сказали, что он спустится с теплохода на несколько минут. Я пришел — с теплохода действительно сошли Мулявин, Пенкина, Игорь Пеня... Натянутая встреча получилась. Мы, наверное, больше молчали, чем разговаривали. Хотя никакого антагонизма не было, но говорить оказалось не о чем. Общие фразы: как жизнь, работа...
— Вас не мучит ностальгия?
— Я вообще, не очень верю, что она есть. Тем более когда есть возможность бывать в Беларуси.
— После всей этой истории с «Песнярами» какой главный вывод вы сделали для себя?
— В Советском Союзе была одна порочная практика... Как правило, руководителя музыкального коллектива возвышали, нередко перехваливали. И он переставал быть музыкантом, сотоварищем, другом, шел по ступенькам все выше, выше и выше. Так получилось с Мулявиным... Была у людей привычка подходить и говорить: «Володя, ты — гений...» Не каждому, видимо, дано это выдержать. И в прессе тогда никто не писал отрицательно о нашем творчестве. Все было положительно и елейно. И однажды Володя перестал прислушиваться к нашему мнению...
Вот московские журналисты часто снимают документальные фильмы о «Песнярах» и задаются вопросами: как они могли уйти после того, что он для них сделал? Как могли его бросить? Не прийти к нему в больницу? А вот так! Все только ахают и вздыхают, не вникая в суть. Ведь можно поставить вопрос и по–другому: а сколько мы для него сделали? Если бы не музыканты, которые были вокруг него, неизвестно, появился бы тот Мулявин, которого все знают.
— Сегодня имя «Песняров» продолжает жить. Можно, на ваш взгляд, избежать прежних ошибок?
— Не знаю... Я понимаю, что держаться за брэнд важно. Но иногда задаюсь вопросом: почему ребята назвали ансамбль «Белорусские Песняры»? Разве могут быть иные?.. Потом стали появляться другие ансамбли. Понятно, почему — никто не хочет со сцены идти на завод в токари или слесари. Хотя 80 процентов артистов в российском и белорусском шоу–бизнесе — это как раз слесари. Планка упала катастрофически! Современная эстрада все еще не звучит, а мычит, как корова. Мы же пытались добиться, чтобы наши песни зву–ча–ли, поэтому нас и любила публика.
